❖ ❖ ❖                                   
We  w e r e  t h e  s c a r s
t h a t  w o u l d n ' t 
f a d e  a w a y
❖ ❖ ❖     

Bill Skarsgård

Silas Harkiss / Сайлас Харкисс, 29 y.o
Одиночка

Говорят, каждый сам кузнец своей судьбы, но на деле всё не так просто и даже не каждое происшествие дело рук самого человека. В действительности в данном уравнении слишком много внешних переменных, повлиять на которые мы не можем, как бы нам не хотелось обратного. Так что нет, человек отнюдь не кузнец своей судьбы, скорее ему приходится мириться с тем, что эта Злодейка ему подбрасывает, приспосабливаться к обстоятельствам и как-то выживать. Не жить. Сложно жить в таком закостенелом полном предрассудков обществе, когда ты не тот, кто родился с золотой ложкой во рту, будучи богатым представителем чистокровного семейства. Нет, ты и не магглорождённый, которых помечают презрительным грязнокровка – а обычный полукровка, эдакая серединка на половинку, не элита, но и не самое дно общества. Тяжело выживать, когда ты то, кем взрослые пугают детей, рассказывая им на ночь страшилки, дабы они выросли послушными. То, что и человеком не признают, совершенно не считаясь ни с чувствами, ни с достоинством. Для большинства вы не контролирующие себя монстры с жаждой крови, способные убить свою же семью в момент обращения. Они воспринимают вас как зверей и, честно говоря, есть ли смысл доказывать обратное, когда тебя не хотят ни слышать, ни понимать? Нет, его нет, и ты понял это довольно рано. Поначалу было больно. Ребёнок, жизнь которого кардинально изменилась в одно злополучное полнолуние. Ты не заслуживал такого, никто этого не заслуживает, но свершившийся факт не изменить.
Оборотень – как несмываемое клеймо, которым вынимают душу. Позже, один из тех, кто узнал о твоей мохнатой проблеме пренебрежительно и с ненавистью цедил, что у таких как ты нет души, что вы уродцы, которых нужно истреблять, дабы другая часть населения не заразилась вашим бешенством. На что ты иронично усмехался, глядя чуточку насмешливым, пробирающим до костей колючим холодом, взглядом. На самом дне твоих глаз плясал опасный огонёк и весь твой облик словно приобретает в такие мгновения звериные черты, действуя на подсознательном уровне предупреждением, что лучше бы держаться от тебя подальше, в конце концов, вы и вправду уже не просто люди.
И уже почти не больно, почти не задевает. Отмерло, как и сердце, превратившееся в иней. Больно было от укуса и в первые обращения. Больно было, когда отец не выдержал и бросил вас с матерью. Больно было в шестнадцать сбежать от матери, потому как не было более сил выносить её мучения и жалость. А грубые слова чужих безликих лиц, сливающихся в сплошное серое пятно, за эти годы не вызывает ничего. И никто из этих фанатичных ценителей чистой крови не способен причинить боль сильнее той, что ты уже испытал. Но это не значит, что ты нарываешься на новую. Отнюдь, ты скитаешься, переезжая с места на место, нигде надолго не задерживаясь. Не выстраиваешь ни с кем взаимоотношений, потому как не видишь в этом смысла, а только возможность того, что правда быстрее всплывёт наружу, и тебя погонят с места, в то время как ты предпочитаешь решать самостоятельно, когда тебе уходить, а когда следует задержаться. И такой расклад тебя вполне устраивает, в конце концов, доверять можно только себе, а потому и в стаи не горишь желанием примыкать, не привыкший подчиняться или хотя бы прислушиваться к чужому мнению.
Ты не в восторге от своей жизни, но и давно понял, что нет смысла на неё и жаловаться, от этого ничего не изменится. Вот только от фраз, что всё в наших руках, и мы всё можем изменить, у тебя сводит скулы, потому что будь ты проклят, если мог выбрать такую судьбу себе сам.

Brie Larson

Alienor Crockford / Элинор Крокфорд, 27 y.o
Стая Гэбриэла Оуэнса

Малышка Эли Солнышко - так тебя называли в детстве. Хотя незнакомым людям это прозвище казалось несколько странным, потому что ты создавала впечатление не по годам задумчивого ребенка. Когда многие дети предпочитали бегать на улице, окуная сапоги в лужи, бросаясь снежками, ловя бабочек и светлячков в полях и охотясь за лягушками в пруду, ты предпочитала проводить время с таким же серьезным и тихим дедушкой, который всегда отвечал на твои немногочисленные вопросы, а ты потом долго все обдумывала, анализировала и раскладывала по полочкам, предпочитая до всех заключений доходить своим умом, не опираясь ни на чье мнение. Но все-таки порой ты улыбалась так, что окружающим действительно как будто становилось светлее и теплее на душе. Чтобы успокоить и поддержать кого-то тебе не надо было говорить миллион слов, достаточно только искренне улыбнуться, чтобы человеку стало легче. Это твой личный солнечный дар. Учитывая твои сосредоточенность и ответственность, все вокруг прочили тебе серьезную профессию, например карьеру целителя или сотрудника министерства магии, скорее всего в отделе международного магического сотрудничества, но ты удивила всех, уйдя в стезю журналистики, а потом перейдя в радиовещание. Пусть радиопередача и была серьезной, о травологии, всем окружающим потребовалось время, чтобы смириться с твоим выбором. А потом ты познакомилась с будущим мужем, который работал в министерстве магии с оборотнями. Спустя несколько лет брака у мужа произошел конфликт с одним из оборотней, в подробности которого ты хоть и вникла в силу своего характера, но не думала, что он приведет к таким последствиям. Спустя несколько месяцев на ваше жилище глубокой ночью напали несколько оборотней. Муж сумел сделать так, чтобы ты смогла убежать в небольшой парк рядом с домом, но один из оборотней успел тебя нагнать. Уже теряя сознание от многочисленных ран и потери крови, ты поняла, что твой сигнал о помощи был кем-то замечен. Когда ты пришла в себя, целители осторожно сообщили печальную новость, что не смогли спасти вашего ребенка. Вы так сильно с мужем хотели дитя, потратили столько времени, средств, бесчисленное множество раз обращаясь к колдомедикам за помощью, а теперь после ужасной ночи у тебя не осталось ни мужа, ни ребенка. Никого, кто мог бы помочь. Из-за ликантропии уволили с работы, в дом не было сил возвращаться, потому что теперь он стал символом страшных воспоминаний, а обузой для родных из-за своего достаточно гордого характера ты не хотела быть. Полгода скиталась по окрестностям Британии, пытаясь отыскать свое место в жизни и стараясь не пускать в свою душу отчаяние, хотя оно уже пустило корни, ведь на твоем лице теперь не возникала улыбка. Если бы не Гэбриэл Оуэнс - вожак стаи таких же отчаявшихся волшебников, которым все отказывались помочь, - то неизвестно что с тобой было бы. Габриэл Оуэнс вот уже восемь лет занимался тем, что путешествовал вместе с группкой оборотней по Британии, не задерживаясь долго на одном месте, стараясь оградить их от других людей и от своих собственных страхов и терзающих воспоминаний. Уже год ты путешествуешь вместе с людьми, которые разделяют твои мысли и образ жизни, занимаешься травами, варишь лечебные зелья и выполняешь другую посильную и необходимую работу. Ты уже не просыпаешься по ночам с диким криком на устах, судорожно шаря вокруг руками и боясь обнаружить везде липкую кровь, ведь ее было так много в ту ночь. Шрам в твоем сердце постепенно затягивается, потому что ты начала улыбаться. Оуэнс подарил тебе новую жизнь и не дал погрузиться в мрачную и горестную пучину, и ты ему за это благодарна.

Cameron Monaghan

Conan Belby / Конан Белби, 24 y.o
Стая Фенрира Сивого

Пустота в твоих глазах пугает. Но пустота - это еще не самое страшное в твоем случае, потому что когда пустоту сменяет огонь безумия, вспыхивающий ярчайшей вспышкой на дне зрачков, становится куда страшнее. Ты сполна познал с детства, что значит быть нелюбимым и нежеланным ребенком в семье. Точнее поначалу ты был средством, последней отчаянной ниточкой для матери, которая пыталась хоть как-то привлечь внимание отца, ночи напролет стоящего возле котла, проводящего эксперименты, а днем закупающего ингредиенты и занимающегося еще уймой разных дел, но только не семьей и новорожденным ребенком. Когда последняя надежда лопнула, как мыльный пузырь, мать тоже потеряла к тебе интерес. Ведь ты был только средством, самым бесполезным средством, которое она могла придумать для своего безвыходного положения. И сколько бы ты не плакал, сколько бы не бегал к отцу, проводя с ним время рядом, пытаясь понять, что привлекает его внимание в булькающей разноцветной жиже, сколько бы не дергал мать за мантию, какие бы капризы и истерики не устраивал, сколько бы нянь и гувернанток не доводил, которые шли бесконечной вереницей в дом – все было без толку. Поступив в Хогвартс, ты тоже бросался из крайности в крайность: то учился превосходно, то забрасывал все, нарушал правила и заставлял профессоров строчить письма в родительский дом, которые также не имели никакого результата. С тобой пытались разговаривать, но время уже было упущено, ты не мог остановиться. Тебе понравилось чувствовать свободу своих действий, пусть и временную, но безнаказанность, за которой следовали различные отработки, и тебе было уже абсолютно плевать, что ты можешь задеть чьи-то чувства или даже причинить боль. Экзамены СОВ ты завалил практически целиком и полностью, что было чуть ли не единичным случаем в истории магической школы. В Хогвартс на шестой курс ты не вернулся. Дома тебя тоже давным-давно никто не ждал, поэтому домом твоим стали улицы Лондона, где ты творил все, что хотел. Но была в твоей жизни счастливая вспышка, когда мрачные стены твоей души чуть посветлели от чувств к девушке, и все могло бы сложиться, если бы она тебя не предала. В порыве ярости, осознав, что и этот единственный человек, немного согревший тебя, оказался гнилым, ты набросился на нее. Когда все было кончено и у твоих ног лежал лишь бездыханный труп, ты поспешил скрыться. Потом снова были британские и шотландские города, сменяющие в бешеном темпе друг друга. Ты уже совершенно не заботился о том, какие ужасы совершал своими руками, потому что на дне твоих глаз окончательно поселилась зияющая пустота. В 17 лет в одной из передряг в полнолуние был укушен Фенриром Сивым, который почему-то сразу забрал тебя в стаю – возможно, почувствовал тлеющее безумие, объединяющее вас. С тех пор прошло семь лет, ты стал важным оборотнем и протеже Сивого в стае, потому что много раз помогал Фенриру совершать отвратительные поступки. Ты аккуратен, артистичен, более умен и образован, чем твой вожак, и за это он тебя ценит, одаривая подобием изощренной заботы – отголоском той самой, которую тебе не смогли обеспечить в детстве. Твоя жизнь тебя более чем устраивает. Пусть родственники давно от тебя отреклись, как от позорной кляксы, пятнающей их репутацию, но ты знаешь, что вызвал у родного отца хотя бы отклик сожаления, потому что несколько лет назад он изобрел Волчье противоядие, что заставило тебя долго и неудержимо хохотать в тот день, когда ты прочел статью в газете. Поздно, Дамокл Белби, слишком поздно. Твоему сыну не нужно никакое Волчье противоядие.

Morena Baccarin

Marion Horn / Мэрион Хорн, 26 y.o
Одиночка
Умница, красавица. Макгонагалл называла тебя лучшей ученицей курса, Флитвик ставил в пример вечно спящим на задних партах, а Филч даже особо не вякал, когда встречал тебя, идущую с книгами из библиотеки после отбоя. Тебе пророчили большое будущее, тут даже Трелони на кофейной гуще не нужно было гадать. Так что же пошло не так?..
Влюбилась в мудака. Да, всего лишь навсего. Такое иногда бывает с хорошими девочками. Ты тогда только закончила Хогвартс, только устроилась на стажировку в Министерство, только отошла от эйфории выпускника... Как вдруг одним туманным осенним днём ваши глаза встретились посреди оживлённой толпы в безумном шумном лондонском метро. Черт возьми. Как в дешёвом любовном маггловском романе. Наверное, сейчас ты жалеешь о каждом незначительном событии, каждом движении, каждом шаге - обо всем, что привело тебя в тот самый день в то самое место в тот самый момент.
Но тогда ты была счастлива. Целый год так наивно безмятежно глупо счастлива, словно была каждый день под парочкой стопок отменно забродившего огневиски. Ты не замечала, попросту не замечала, всего того, что стоило бы заметить сразу. Он частенько пропадал без вести и без предупреждений на пару дней, он никогда не оставался с тобой на всю ночь, каждый раз убегая, как только стрелка часов подползала к цифре «два», он не хотел знакомить тебя со своими друзьями и родителями, постоянно находя какие-то длинные и путанные оправдания, а иногда он приходил к тебе немного «подшофе». Мерлин тебя побери, он же даже не помог тебе перенести диван на третий этаж твоей новой съёмной квартиры. Сколько же на тебе было розовых очков? И как долго ты ещё бы их не снимала, если бы не та ночь? Та рождественская ночь, холодного декабря 1973-ого. Ты не забудешь её никогда.
Ты помнишь тот пронизывающий ветер, развевающий твою новую парадную мантию на ветру, ты помнишь свои холодные слезы, катящиеся по щекам, ты помнишь в небе яркую полную луну. Ты в беспамятстве бежала тогда сквозь радостно празднично гудящую толпу, стараясь не упустить из виду того, кто пытался в этой толпе скрыться. Он опять оставлял тебя одну. В твой самый любимый праздник, он оставлял тебя одну. Его никогда не было рядом, когда он так был нужен тебе. И ты понимала это в тот день  трезво, чувствуя острые снежинки, бьющие тебя по лицу, чувствуя ногти, впивающиеся в твою кожу, когда ты неосознанно с силой сжимала кулаки. Ты бежала, надеясь, что-то изменить, что-то исправить, что-то прояснить в этих ваших непонятных неопределенных отношениях. Но в ту ночь главным образом изменилась только ты. После ещё одного поворота, после ещё одного квартала, ещё одного переулка, в каждом из которых людей вокруг тебя становилось все меньше. И после того, как ваши глаза встретились посреди той безлюдной узкой грязной темной улочки. Твои - испуганные карие и его - яркогорящие дикие и звериные. Все началось со взгляда, все на нем и закончилось.
Наверное, ты бы пожелала умереть в ту чёртову ночь. Ты теперь мечтала умереть всякий раз, осознавая дикой болью каждое полнолуние то, кем ты стала. Осознавая каждую минуту своей покатившейся под откос жизни. Перед твоими глазами в последнее время частенько всплывают воспоминания того, какой ты была «до», какой ты могла стать, какой тебя хотели видеть другие. И сейчас в своей дешевой вонючей квартирке, глядя в грязное зеркало на свои ссадины, царапины, на свой шрам на шее от укуса того, кого ты любила. Что бы сейчас сказала тебе та, что давала за твоё идеальное эссе десять очков Райвенкло?..